— Я убил миллионы людей. Я убил ее. Какие могут быть чувства. — Монотонно проговорил он и вдруг, на его левой щеке заблестела бегущая к усам одинокая слезинка. Он схватил ее рукой за горло и сильно сжал пальцы. — Не делай так больше, — зло сказал Людоед и, слегка оттолкнув ее, направился к луноходу. — Прощай, — крикнул он не оборачиваясь.
Аппарель закрылась за ним и, Нордика вздохнув, тихо произнесла:
— Ненавижу тебя. — Затем она перекрестила отъезжающую машину: — Храни вас Бог.
Она пошла прочь поправляя висящий на плече пулемет и свистом подозвав гуляющего в стороне пси-волка.
Сквернослов занял место Макарова. Юрий вел луноход и иногда бросал ему короткие фразы, объясняя как управлять машиной. Они уже давно покинули столицу и двигались по какой-то просеке среди зарослей мертвого подмосковного леса. Варяг как обычно наблюдал в перископ.
— На следующем привале надо Андрея помянуть, — вздохнул он. — У меня есть кое-что.
— У меня тоже, — устало произнес Людоед, устало глядя в потолок и скрестив руки на груди.
— Хотел бы я знать что, — хмыкнул Варяг. — Ты, наверное, пьешь только серную кислоту.
— Ой, ну пошил. Остроумный.
Николай пристально смотрел на Людоеда, пытаясь понять, что вообще это за человек. Он был жесток и циничен. Он презирал всех вокруг и источал постоянную угрозу. Но когда это приводило к какому-то пику, грозившему перерасти в серьезный конфликт, он менял линию поведения, разряжал обстановку и при этом все равно оставался победителем. Достаточно было вспомнить момент, когда он вдруг первым вызвался помочь похоронить Андрея и Ульяну. Определенно Крест был умный человек. И его внутренний мир был куда глубже, чем его показная нарочитая звериная злость, обволакивающая его как этот черный мундир.
— Чего смотришь, блаженный? — равнодушным голосом спросил Илья у Николая.
— Какой?
— Блаженный.
— Что это значит?
Людоед лениво покрутил пальцем у виска.
— Это значит такой, — ухмыльнулся он.
— Почему это? — нахмурился Васнецов.
— Да ладно. Шучу.
— Слушай. Может, стоило Нордику с собой взять? — осторожно спросил Николай.
Крест взглянул на него, наклонившись и упершись локтями в колени.
— Что, понравилась?
— Да нет. Ты не думай… Я же понимаю… Между вами что-то есть… — сконфуженно начал оправдываться Васнецов.
— Ничего нет. — Мотнул головой Крест, оборвав его на полуслове.
— Но как же. Я же видел. Когда вы прощались…
— Просто она меня любит. Хотя в слух об этом не говорит. Бедняжка, — Крест вздохнул, покачав головой. — А женщина в группе, это очевидная предтеча дисбаланса среди нас. Знаешь, почему у моряков издревле считалось, что женщина на корабле к несчастью? Вот по той же причине.
— Любит, говоришь? За что интересно, — хихикнул Яхонтов.
— А все очень просто, Варяг. Я сволочь. А сволочей бабы любят. Вот ты, Коля, хороший, добрый парень. Вот тебя бабы никогда любить не будут.
— Почему это? Что же мне, в сволочь превратиться? — удивленно спросил Николай.
— Нет. Ни в коем случае. Любовь того не стоит, чтобы убить в себе себя и стать мутантом. — Он снова облокотился на стенку и уставился в потолок. — Есть два типа мужчин. Один тип, это донжуаны, ловеласы, Казановы и прочие бабские угодники и охотники за плотью. А есть романтики и поэты. Не в смысле, что они обязательно стихи сочиняют. А, по сути, их души. Первым нужны победы. Нужны женщины у их ног, готовые отдаться им по одному зову инстинкта и похоти. Им нужно удовольствие и грех. Вторым не нужно от женщин ничего. Им нужна одна. И от этой одной им нужна ее чистота, доброта, улыбка и искренность. Робкое прикосновение руки. У таких мужчин душа живет в сердце. А у других… Наверное в штанах. — Он засмеялся. — Хотя сейчас все по-другому. Сейчас все честней. Как и положено быть в первобытном мире.
— А у тебя, где душа? — снова хихикнул Варяг.
Илья задумчиво покачал головой и монотонно заговорил:
Где была твоя душа…
Шепчет сердце мозгу не спеша.
Где была она тогда,
В день, что сжег меня дотла
Как тебе позволить я смогла
Чтоб обрушил в бездну небеса
Чем не угодила тебе я?
Разве я неправильно жила?
Разве не пульсировала я?
Так зачем теперь мне пустота
Там где жить должна твоя душа
А теперь там лишь ютится боль
Еще раз теперь спросить тебя позволь
Чем повинен мир в твоей беде?
Где была душа твоя, ну где?
Крест пробормотал неторопливо это стихотворение и презрительно фыркнул:
— У меня вообще нет души. И вообще, кто сказал, что она существует?
— Ты это сам сочинил? — Варяг уставился на Людоеда.
— Да брось ты. Нет, конечно. Так. Один парень.
— И что с ним?
— Он умер двадцать лет назад. Как и большинство на этой планете. Все ребята, идите к черту. Я спать хочу. Пока вы в подвале у баб этих прохлаждались, я, между прочим, умаялся сильно. — Он разлегся на сидении и укрылся своей черной шинелью, повернувшись лицом к стенке. — Слышь, Варяг. Я пока спать буду, ты мне своим мечом голову не отрубишь?
— Есть такая мысль. Но боюсь салон испачкать твоей кровью. У тебя вообще кровь есть или в твоих жилах полоний течет?
— Свинцововисьмутовая смесь, для охлаждения реактора. Как в подводных лодках, — устало ответил Крест.
— Ты подводник? — спросил вдруг Николай, вспомнив разговор Пентиселеи и Людоеда.
— Нет. Я «Парусник», — не поворачиваясь ответил тот.
— Как это?