— Понятно, — Варяг потер бороду, садясь на стул. Николай присел рядом.
Американцы сели с другой стороны стола. В помещение вошли еще трое. Невысокий, с одутловатым лицом и сверкающей в свете ламп лысиной, человек в меховой безрукавке поверх плотного серого свитера, следом худющий высокий и сгорбившейся человек с длинными черными волосами и в больших очках. Выглядел он достаточно молодо. Казалось что ему меньше сорока. Хотя наверняка это впечатление обманчиво. Просто этого человека молодила некоторая женоподобность лица. Замыкала рыжеволосая толстая женщина в годах с каким-то злым выражением лица, враждебность которого подчеркивали сильно опущенные уголки маленького рта.
— Господа, прошу вашему вниманию, — Лазар кашлянул в кулак и поправил очки. — Окружной судья Эдвард Линч, канадский журналист Филипп Даладье и Мадлен Раковски… Эээ, бывшая спортсменка по фигурному катанию.
— Некислую фигуру она себе накатала, — тихо усмехнулся Сквернослов, явно удивленный тем, что в нынешние времена можно быть настолько толстой. — Со жратвой тут проблем смотрю нет.
— Славик, заткнись уже, наконец, или я порошу тебя увести отсюда, — процедил сквозь зубы Яхонтов.
— Сорвалось, — пробубнил недовольно Сквернослов.
Вновь вошедшие, расселись вдоль дальнего края стола. Женщина бросила ненавидящий взгляд на русских.
Лазар придвинулся ближе и тихо проговорил.
— Господа, я постараюсь перевести вам все…
— И все же, Морган, стоит ли тратить наше время на этих людей? — недовольно проговорил лысый окружной судья, обращаясь к Рэймену.
— Вы куда-то торопитесь? Вам есть чем занять ваше время? — Чернокожий рейнджер улыбался.
— Оставьте ваш сарказм. Меньше всего мне хочется сидеть в обществе этих русских и выслушивать ваши доводы в пользу сохранения им жизни.
— Чертовы варвары, — фыркнула Мадлен.
— Надо признать, справедливости ради, что как варвары поступим мы, если огульно будем обвинять этих людей во всех наших бедах. — Покачал головой Дональд Хорнет.
— А кого нам обвинять?! — Взвизгнула Раковски. — Кого, черт вас подери?! Они напали на нас! Они разрушили наш мир! Посягнули на нашу свободу! На наш образ жизни!
Дональд надул щеки и демонстративно сделал громкий и долгий выдох.
— Не паясничайте! — Мадлен от этого рассвирепела еще больше. — Вы тоже виноваты! Вы прошляпили их приготовления! Вы недооценили их угрозу! Вы же офицер ЦРУ, будьте вы прокляты! Они еще за несколько лет до войны бомбили Джорджию, а вы палец о палец не ударили, чтобы противостоять этому дикому медведю!
— О господи, — вздохнул Рэймен и прикрыл лицо ладонью. — Миссис Раковски, — устало проговорил он. — Я уже не один раз объяснял вам, что они бомбили не штат Джорджия, где жила ваша бабушка, а бывшую советскую провинцию, которая на нашем языке тоже называется Джорджия. И это не в нашей стране, а в тысячах миль отсюда, на границе с их страной.
— Но они бомбили ее! Как варвары! Зачем?!
— Черт возьми, я не знаю зачем! — рявкнул Морган. — Это было в другой жизни, в другую эпоху, в другом мире! Я не знаю, зачем они ее бомбили! Равно как не знаю, зачем мы бомбили Ирак или сербов! Не знаю!
— Но это разные вещи, — развел руками Линч. — И вы не смеете так говорить. — Судья пригрозил пальцем. — Вы, Морган, известный в свое время смутьян. Вы же армию бросили из-за своей неприязни нашего, американского общества. А теперь ваши симпатии этим большевикам наводят на мысль что вы изменник.
— Эдвард, ты всегда был тупицей, — покачал головой Рэймен. — Я любил Америку больше чем все вы, горе патриоты, носящиеся с идеей особой мировой миссии нашей страны. Да, я любил и люблю свою страну. Даже не смотря на то, что мой дед подвергался побоям просто за цвет кожи и сгинул в какой-то канаве с петлей на шее. Даже после того что моему отцу не давали учиться из-за того что он чернокожий, но зато отправили во Вьетнам. И когда он отказался убивать вьетконговцев, заявив, что ему в них не за что стрелять, ведь они не называют его нигером, то оказался за решеткой. Но я любил и люблю Америку, за то, что нашлись люди, которые вышли на улицу и заставили власти смягчить приговор. За то, что нашлась в этой стране сила и воля изменить отношение общества к таким как я. За то, что в конце концов президентом этой страны смог стать чернокожий. Просто за то, что я здесь родился. А для вас, Эдвард, и для таких как вы, наша страна, ее потенциал и ее народ были лишь инструментом. Кулаком, которым вы били всех, кто был, по вашему мнению, в чем-то не прав. Кто был не похож на вас. Кто смел, не прислушиваться к вашему, зачастую порочному и лживому мнению. И понял это я давно. Когда был там. В городе Фалуджа. Нам говорили, что они делают оружие массового поражения. Но они там умирали от голода из-за наших многолетних санкций. Они там едва справлялись с производством хлеба, и у них не было элементарных лекарств, чтобы лечить своих больных. А нам говорили, что такое со своим народом сделал их диктатор. Нам говорили, что мы принесли им свободу, но я видел, что с нашим приходом там распоясалась анархия и смерть. Нам говорили, что мы избавили их от тирана, но я видел, что мы убили не меньше, чем тот тиран, по которому многие из них тосковали. И после того, как я видел, что творят многие парни, носящие такую же форму, что и я, в этой чужой стране, я решил, что мне не место в армии соединенных штатов. Я не мог и не хотел быть частью ничем не мотивированных убийств мирных жителей, издевательств над пленными и незаконно арестованными и банальных изнасилований. Вы, Эдвард, были в Ираке? А я вот там был. Так что не учите меня жизни и не пытайтесь меня в чем-то уличить.